Цитаты Русских писателей

Когда бьют по одному честному лицу — все честные лица должны испытывать и боль, и негодование, и муку попранного человеческого достоинства.

Из всего удивительного, непостижимого, чем богата жизнь, самое увлекательное и непостижимое — это человеческая мысль… Простая мысль чернорабочего о том, как целесообразнее положить один кирпич на другой, — вот величайшее чудо и глубочайшая тайна.

Деньги не исправляют несправедливостей природы, а углубляют их.

Даже самая незначительная доля власти легко кружит неразвитые головы.

Борьба — вот радость жизни.

У высоко летающих птиц не только крылья большие, но и клювы поувесистей.

Только тот приобретает истинных друзей, кто является другом самому себе.

Разве не умнее: жить, хваля жизнь, нежели ругать ее – и все же жить?

Плохи дела жизни, когда приходится хвалить смерть.

Жизнь, не освященная высшей целью, сведенная к голой борьбе за примитивные потребности существования, – такая жизнь – тоска, томление и гнусность.

Все звери боятся света.

Более храбрости требуется для жизни, нежели для смерти.

…осторожнее, нежнее и любовнее прикасайтесь к славному русскому языку; в нем душа народная, в нем наше будущее.

Я счастлив жестокой обидою,
И в жизни, похожей на сон,
Я каждому тайно завидую
И в каждого тайно влюблён.

Есть блуд труда и он у нас в крови.

Я печаль, как птицу серую,
В сердце медленно несу.

У вечности ворует всякий.
А вечность – как морской песок…

Пусть говорят: любовь крылата, -
Смерть окрылённее стократ.
Ещё душа борьбой объята,
А наши губы к ней летят.

Природа – тот же Рим и отразилась в нём.
Мы видим образы его гражданской мощи
В прозрачном воздухе, как в цирке голубом,
На форуме полей и в колоннаде рощи.

Паденье – неизменный спутник страха,
И самый страх есть чувство пустоты.

Отравлен хлеб, и воздух выпит.
Как трудно раны врачевать!
Иосиф, проданный в Египет,
Не мог сильнее тосковать!

Огонь пылает в человеке,
Его унять никто не мог.
Тебя назвать не смели греки,
Но чтили, неизвестный бог!

Образ твой, мучительный и зыбкий,
Я не мог в тумане осязать.
«Господи!» – сказал я по ошибке,
Сам того не думая сказать.

Но жертвы не хотят слепые небеса:
Вернее труд и постоянство.

Нет, не луна, а светлый циферблат
Сияет мне, – и чем я виноват,
Что слабых звёзд я осязаю млечность?
И Батюшкова мне противна спесь:
Который час, его спросили здесь,
А он ответил любопытным: вечность!

Немногие для вечности живут,
Но если ты мгновенным озабочен -
Твой жребий страшен и твой дом непрочен!

Нам остаётся только имя:
Чудесный звук, на долгий срок.
Прими ж ладонями моими
Пересыпаемый песок.

На башне спорили химеры:
Которая из них урод?

Может, мне всего дороже
Тонкий крест и тайный путь.

Кто может знать при слове «расставанье»,
Какая нам разлука предстоит…

…Красота – не прихоть полубога,
А хищный глазомер простого столяра.

Или свой путь и срок
Я, исчерпав, вернусь:
Там – я любить не мог.
Здесь – я любить боюсь…

И не одно сокровище, быть может,
Минуя внуков, к правнукам уйдёт,
И снова скальд чужую песню сложит
И как свою её произнесёт.

И море и Гомер – всё движется любовью.
Кого же слушать мне? И вот, Гомер молчит,
И море чёрное витийствует, шумит
И с тяжким грохотом подходит к изголовью.

И, если подлинно поётся
И полной грудью, наконец,
Всё исчезает – остаётся
Пространство, звёзды и певец!

У интеллигента не биография, а список прочитанных книг.

И думал я: витийствовать не надо.
Мы не пророки, даже не предтечи,
Не любим рая, не боимся ада,
И в полдень матовый горим, как свечи.

Есть ценностей незыблемая скала
Над скучными ошибками веков.
Неправильно наложена опала
На автора возвышенных стихов.

Есть иволги в лесах, и гласных долгота
В тонических стихах единственная мера,
Но только раз в году бывает разлита
В природе длительность, как в метрике Гомера.

Всё было встарь, всё повторится снова,
И сладок нам лишь узнаванья миг.

Булыжники и грубые мечты -
В них жажда смерти и тоска размаха!

Чтобы говорить правду, надо быть еретиком.

Революцию производят люди действенные, односторонние фанатики, гении самоотречения. Они быстро опрокидывают старый порядок, а потом веками поклоняются духу ограниченности, приведший к перевороту, как святыне.

Несвободный человек идеализирует свою неволю.

Человек, пережёвывающий то, что даёт ему его ежедневная газета или радиоприёмник, менее свободен по существу, чем философ в одиночной тюремной камере.

Нет народов, есть личности.

Нет ничего более полезного для здоровья, чем прямодушие, откровенность, искренность и чистая совесть.

Нельзя быть злодеем другим, не будучи для себя негодяем.

Сознание — это зажжённые фары впереди идущего паровоза. Обратите их светом внутрь и случится катастрофа.

Сознание яд, средство самоотравления для субъекта, применяющего его на самом себе.