Заратустра - Цитаты и афоризмы

Жизнь тяжело нести; но не притворяйтесь же такими нежными! Мы все прекрасные вьючные ослы и ослицы.

Кого окружает пламя ревности, тот обращает наконец, подобно скорпиону, отравленное жало на самого себя.

Трудно жить с людьми, ибо так трудно хранить молчание

Его молчание давило меня; и поистине, вдвоем человек бывает более одиноким, чем наедине с собою.

Символы все — имена добра и зла: они ничего не выражают, они только подмигивают. Безумец тот, кто требует знания от них.

Злое дело похоже на нарыв: оно зудит, и чешется, и нарывает, — оно говорит откровенно.

Есть, конечно, кислые яблоки, участь которых — ждать до последнего дня осени; и в то же время становятся они спелыми, жёлтыми и сморщенными. У одних сперва стареет сердце, у других — ум. Иные бывают стариками в юности; но кто поздно юн, тот надолго юн.

Один вышел на поиски истины как герой, а добычей его стала маленькая наряженая ложь. Это называет он своим браком!

« Ибо люди не равны — так говорит справедливость. И чего я хочу, они не имели бы права хотеть! — так говорил Заратустра. »

Надо сдерживать свое сердце; стоит только распустить его, и как быстро каждый теряет голову.

Есть чувства, которые грозят убить одинокого; если это им не удается, они должны сами умереть! Но способен ли ты быть убийцею?

Брак — так называю я волю двух создать одного, который больше создавших его.

Я люблю лес. В городах трудно жить: там слишком много похотливых людей.

Убивают не гневом, а смехом.

Кто не может повелевать себе, должен повиноваться. Иные же могут повелевать себе, но им недостает еще многого, чтобы уметь повиноваться себе

Слишком долго в женщине были скрыты раб и тиран. Поэтому женщина не способна еще к дружбе: она знает только любовь. В любви женщины есть несправедливость и слепота ко всему, чего она не любит. Но и в знаемой любви женщины есть всегда еще внезапность, и молния, и ночь рядом со светом. Еще не способна женщина к дружбе: женщины все еще кошки и птицы. Или, в лучшем случае, коровы.

Благороднее считать себя неправым, чем оказаться правым, особенно если ты прав.

Время от времени немного яду — он навевает приятные сны. И побольше яду напоследок, чтобы приятнее было умирать.

Качества мужа здесь редки; поэтому их женщины становятся мужчинами. Ибо только тот, кто достаточно мужчина, освободит в женщине — женщину

Мужчина должен быть воспитан для войны, а женщина – для отдохновения воина; все остальное – глупость.

Железо так говорило магниту: «Больше всего я тебя ненавижу за то, что ты притягиваешь, не имея достаточно сил, чтобы тащить за собой!

Перестают знать людей, когда живут среди них

Часто грязь восседает на троне — а часто и трон на грязи.

« Жена для мужчины — привязь. Муж для жены — предел. Но может жить женщина внутри предела своего, ибо привыкла она быть внутри и не может иначе. Но мужчина на привязи, что пёс озлобленный, пёс озлобленный и голодный. »

Плохо отплачивает тот учителю, кто навсегда остается только учеником

На глубокий родник похож отшельник. Легко бросить камень в него; но если упал он на самое дно, скажите, кто захочет снова достать его?

И когда проклинают вас, мне не нравится, что вы хотите благословить проклинающих. Лучше прокляните и вы немного!

Чем совершеннее вещь, тем реже она удаётся.

Все в женщине – загадка, и все в женщине имеет одну разгадку: она называется беременностью.
Мужчина для женщины средство; целью бывает всегда ребенок.

Для хорошего воина «ты должен» звучит приятнее, чем «я хочу». И все, что вы любите, вы должны сперва приказать себе.

Если ты хочешь иметь друга, ты должен вести войну за него; а чтобы вести войну, надо уметь быть врагом

Кто пишет кровью и притчами, тот хочет, чтобы его не читали, а заучивали наизусть.

Свободный от чего? Какое дело до этого Заратустре! Но твой ясный взор должен поведать мне: свободный для чего?

Наша вера в других выдает, где мы охотно хотели бы верить в самих себя. Наша тоска по другу является нашим предателем.

Счастье бегает за мной. Это потому, что я не бегаю за женщинами. А счастье — женщина

Когда снимают у горбатого горб его, у него отнимают и дух его.

Раз!
О, внемли, друг!
Два!
Что полночь тихо скажет вдруг?
Три!
«Глубокий сон сморил меня, —
Четыре!
Из сна теперь очнулась я:
Пять!
Мир — так глубок,
Шесть!
Как день помыслить бы не смог.
Семь!
Мир — это скорбь до всех глубин, —
Восемь!
Но радость глубже бьёт ключом!
Девять!
Скорбь шепчет: сгинь!
Десять!
А радость рвётся в отчий дом, —
Одиннадцать!
В свой кровный, вековечный дом! »
Двенадцать

Тот, кто кормит голодного, насыщает свою собственную душу….

« Кто должен быть творцом в добре и зле, — поистине, тот должен быть сперва разрушителем, разбивающим ценности. »